Гладь воды отражала чистое ясное небо, расходясь кругами от упавшей на поверхность капли. Сталкиваясь, они множились и, когда их становилось совсем много, а небо превращалось в сумбурную дребезжащую кашицу, просто исчезали, оставляя вновь чистое пространство для очередной капли или листочка, или еще какого мусора, коего на свежем воздухе просто навалом.
Звенящая синева неба просачивалась сквозь рисунок листьев, оставляя причудливый шевелящийся темный узор на дороге, ведущей к мосту, посреди которого стояла невысокая черная фигурка, явно не вписывающаяся в местный цветочный пейзаж.
Тоскливый взгляд золотых глаз, проводивших очередную каплю, пролетевшую несколько метров и растворившуюся в воде, словно ее и не бывало.
Вытерев мокрый нос рукавом, чуть задев стоящую рядом небольшую баночку с чудом спасшимся шоколадным печеньем, Бартоломео свесился наполовину с каменного моста, разглядывая свое отражение. В тени просвечивались камешки дна и мелкая рыбешка. Слишком мелко, чтобы утопиться. Хотя, если привязать к шее гигантский камень на короткой веревке, и кинуть его на самое глубокое место, и…нет, это глупо. Тогда попросту этим же камнем и раздавит. Топиться – это еще куда не шло. Но расплющиваться – нет уж, увольте, это как-то по-идиотски.
Солнце отражалось от пруда прямо в глаза, заставляя морщиться. Но когда подобные мелочи отрывали от самолюбования? Берти, потерев порозовевшими от свежих ожогов пальцами бровь, убрал руку, обнажив на своем отражении живописный синяк на щеке. Конечно, будь он на светлой коже, смотрелось бы более броско, чем в сочетании с синяками недосыпания и тенью густой челки, но и так довольно внушительно.
- Вот ведь красавец в гости намылился…
Гоблин, перебирая золотые монетки, болтал ногами, сидя на верхней полке, мизинчиком скидывая разноцветную сладкую фасоль на мокрые кудряшки.
- Как это мне отдать часть денег тебе?!
- Так из-за твоей твари магазин теперь чинить надо!
- Ну а я-то как виноват в том, что баран не может уследить за собственным домом? Я-то тут совершенно ни при чем, все претензии к Мохнушечке.
Горизонтальные зрачки сузились. Желтая пятнистая фасолина застряла в челке. Дипломатия – это восхитительная вещь! С помощью слов можно уладить абсолютно любой конфликт и разрулить ситуацию с выгодой для обеих конфликтующих сторон. Пусть даже эти слова будут на слегка повышенных тонах. И не совсем цензурные… И вскоре вообще даже не слова, а вопль разъяренного барана, мчащегося прямо на несносного зеленокожего, сверкая золотыми острыми рогами, раздолбившими дыру, куда миг назад юркнул гоблин. Хруст досок. Вода, заливающаяся в уши. Неприятное столкновение лбом с чем-то не менее твердым, вскоре перебравшимся на щеку.
Кто-то сверху начал кидаться разноцветными фасолинами.
- Ааааауч… - легонько ткнув пальцем в травму, оборотень поморщился, переводя взгляд на смуглые руки. Ожоги начинали разбухать волдырями. Если вскоре это не исправить, придется придумать как-то новый способ замешивания теста без использования рук и какой-либо техники, до которой может добраться гоблин. А это значит почти никакой. А вдруг эти ожоги не простые, и, разбухнув, полопаются стайкой снежных паучат? Сузив глаза, Бартоломео, закутанный в длиннющий бардовый плащ – неудобный, но безумно красиво развевающийся по ветру, провожая снежные хлопья, - злорадно хохотал во все горло, возвышаясь на вершине снежной горы. Эпичная музыка. И волосы отрастут до пояса. Хотя нет, повыше, до плечей. Внизу, шныряли орды его гигантских пауков, замораживая и изничтожая все вокруг в прекраснейшие ледяные горки, снеговиков и скульптуры всевозможных тортиков. Там, слева, будет парк аттракционов и ледяной дворец. Далее – каток и… Стоп. Если эти пауки выползут из рук, значит, они их пожрут изнутри, и больше никогда не удастся потыкать пальцем или испечь настоящий тортик или печеньку?!
Зрачки сузились.
Схватив банку с печеньем, кондитер помчался прочь с моста к двухэтажному домику – обители лекаря, который наверняка спасет парнишку от горькой участи править ледяным миром и ордой пауков, но не мочь печь сладости.