Иногда случаются моменты, когда хочется стать маленьким. Не в смысле размеров, а вернуться в детство — свернуться пушистым комочком в тепле, и чтобы мама приласкала. Примерно такое чувство, когда все за тебя решат, но это не покачнёт хрупкого мира вокруг. Только очень маленьким детям доступно такое счастье. А сейчас — всё, приходится самому. И даже если получается сжаться в комок, то он не такой уж и пушистый. Скорее, драный, а местами ещё и пришибленный.
От дракона сильно пахло адреналином, но с тревожным оттенком страха. Это тот запах, который заставляет собаку кусать, а хищника — нападать. И болью пахло, и пульс был неровным.
— У вас болит голова, — Фэйт даже принюхался, — это можно исправить. Это от усталости, и от... я не помню, но есть другое название страха. Вы должны его знать, вы ведь учились. Это безусловное чувство паники перед лицом чего-то определённого. У меня тоже такое есть, только по другому поводу.
Охотник хорошо помнил, как пересыхает во рту, в глазах мутится так, что как будто приближаются жуткие глаза, а весь остальной мир как будто отъезжает прочь. И дышать получается только со стоном. И всё это — не от боли. А от слепого нелогичного ужаса. Бороться с ним Фэйт умел, научили, пусть это и смотрелось смешно, а сейчас память услужливо развернула перед глазами книгу, в которую когда-то ткнул изящный палец с аккуратным ногтем, подчеркнул заголовок, и тихий голос, в котором только что больно кололось презрение, говорил: «Вот это попробуй, помогает». И тёплая рука опускается на макушку юного оборотня, треплет волосы, как будто жалеет. И дальше, с упрёком: «Сказать надо было сразу, дурной кот».
— Господин Тэодор, — Ноу протянул было руку, но одёрнул. Был бы это охотник, пусть даже и дракон — есть же среди охотников драконы? — и сидели в они в лесу где-то, или хотя бы в месте менее пафосном, Фэйт даже спрашивать бы не стал. Просто взял бы его за голову и повторил то, что было в книге. Оно работало, даже против воли. Воспитатель потом объяснил, что это простейшая регуляция кровотока, снимает панику, усталость и мигрень. Так зимой раздевают догола замёрзшего почти до смерти, не обращая внимания на его стыдливость или девственность... И греют своими телами, запрятав в середину группы. Был момент, молодой Ноу краснел, но добросовестно грел, и увидел, как полутруп оживает на глазах. Так и тут — схватить и сделать хорошо. Вот только дракон не полутруп и дело не в холоде.
— Страх — это нормально, — Фэйт пожал плечами, — не испытывают страха только полные идиоты. Наверняка ваш отец тоже боится, только не говорит, чего именно. Я видел только один раз дурака, который ничего не боится, впрочем, он умер очень глупо, с криком «Да тут ничего страшного!»
А ещё дракону можно было дать тех капель, что отлил с собой господин Амиран. Фэйт помнил отчётливо — снимает усталость, переутомление и боль. Но стоит ли давать дракону то, что не проверил на себе? А если дать немного? Постойте-ка, а он вообще будет это пить?! Приходит посторонний оборотень, дружески так улыбается, капает в стакан подозрительное нечто и настаивает, чтобы вы выпили. Рискнёте?
Нет, капли стоит сперва проверить на себе. Наверное. Зато есть травы, которые Фэйт жевал, когда начинал падать. Их, конечно, лучше варить, но можно и просто пожевать, высосать сок и выплюнуть остатки. Там немножко побочных эффектов, но они накатывают чуть позже. Ноу даже руками всплеснул от накатившего отчаяния, саданулся кистью об стол и от неожиданной боли ойкнул. Позвал официантку, которая и без того маячила неподалёку и попросил:
— Принесите, пожалуйста, чай. С мятой и чабрецом, — и золотой на край стола положил.
Чашка оказалась фарфоровой, тонкой-тонкой. Ноу даже опешил — ожидал кружку, здоровенную. А тут полтора глотка, зато пахнет вкусно.
— Выпейте это, — Фэйт подвинул чашку к дракону, встал и подошёл ближе, воспользовавшись тем, что Тэодор прижимал пальцы к вискам, видимо, надеялся унять мигрень, и положил свои руки на его, пробормотав сразу набор извинений, — нужно не виски... — он сдвинул руки дракона на уши и аккуратно потёр, чувствуя себя неловко и заранее ожидая, что дракон взбесится, — потрите, тогда усталость притупится и мигрень начнёт отступать очень быстро. Это не та боль, которую нужно терпеть. Простите за наглость...
А кожа дракона на ощупь оказалась... Фэйт смутился и сделал себе суровый выговор, который не помог ни капли. Охотник помотал головой, заставил себя сосредоточиться. Видимо, со стороны они смотрелись, как друзья, которые повздорили и теперь мирятся, потому что охрана не напрягалась.
— А боль можно убрать... любую.