Беседа драконов, приглушенная пологом балдахина, убаюкивала, и как оборотень ни старался, то и дело соскальзывал в уютную дрему, улавливая из разговора только обрывки, а потом он, наверное, все же заснул, или подстегнутое разговором воображение погрузило его в яркий мир иллюзий в пограничном состоянии, когда видения необычайно ярки и живы.

- Рион, я понимаю и разделяю твои чувства к Алифейлу. Хироэ действительно очень талантлив, но мне не нравится ваша затея.
В собственном голосе слышался укор. До этого расслабленно лежавшая на кожаном подлокотнике кресла рука выбила нетерпеливую дробь. Взгляд чуть задержался на мягком блеске зеленого золота в виде изящной бабочки украшавшей перстень на среднем пальце, и поднялся на собеседника.

Рааль? Сознание краем зацепилось за несоответствия. Тот, кого он назвал Рионом, выглядел моложе и куда экспансивнее.

Радужный порывисто поднялся с кресла и заходил по уютной террасе, нависшей над горной пропастью. Вечерний ветерок игриво колыхал легкие прозрачные занавеси, и Рааль (все же это был он) повернувшись спиной, оперся ладонями на перила. Туго заплетенная коса у него была короче и едва доходила до пояса.
- Ты не понимаешь, - глухо произнес он. Напряженные плечи говорили куда больше слов, но…

… Доминик завозился под одеялом, пытаясь уловить ускользавшую мысль...

- Да, воссоздать "Сердце дракона" невозможно. Даже близнецы хоть чем-то, но отличаются друг от друга. В отношении артефактов это может оказаться критичным. Но ты же знаешь, что несмотря не внешнюю мягкость, Алиф очень упрям. И если ему что-то взбрело в голову...
- Конечно, все так, даже...

Мысль наконец-то далась и оформилась в одно слово "Рингил" - тот мастер, что создал "Сердце", но язык почему-то не поворачивался произнести имя вслух.

- Прости…

Лис дернулся, выпростав из под одеяла засвербевшую руку, и видение рассеялось, оставив после себя полынный привкус горькой недосказанности.

Надо же, приснилось такое! Такой молодой советник, и что там случилось, почему «прости»? Называть Рааля Рионом? Нет, все же бред, бывает, такой снится, хотя кольцо знатное. Такое красивое…
Сколько времени он прогрезил? Сквозь темный полог все так же доносились голоса радужных драконов, неспешно продолжавших обсуждавших жуткий артефакт и дела давно минувших дней. Любопытство подмывало подсмотреть за происходящим хоть одним глазком, но… останавливало то, что раз Глава совета его закрыл, значит, так было надо.
Оборотень со вздохом повозился под одеялом, устраиваясь поудобнее. Рыжего дракона не было слышно, и он решил, что пока спал, тот отправился назад в потайные ходы забирать свое магическое создание. Очень хотелось, чтобы все это, наконец, закончилось, и все разошлись восвояси, а Кассиэль смог отдохнуть и … И обнять его.
Доминик понять не мог, как и когда уже успел так соскучиться, что пришлось крепко смежить веки, чтобы на глаза не навернулись слезы. Радужного не хватало, словно воздуха, и то, что тот сидел почти рядом, ничуть не спасало положения. Юноша глубоко вдохнул и медленно выдохнул, стараясь успокоиться.
Совсем раскис. Да что же это?!
Через какое-то время все же удалось отвлечься. Он вновь прислушался к беседе о таких страшных вещах. А вдруг что-то пойдет не так, и пострадает кто-то еще? Очень хотелось надеяться, что советник (не говоря уже Главе совета) обладал всезнанием и всемогуществом в магических вопросах. И в этот момент он уловил, что в спальне все-таки присутствуют трое. Странное чувство, как будто чутье, просто вот там, под стенной по-прежнему стоит тот, кто там был прежде.
Огненный? Уже вернулся? Или не уходил?
Только советник и Кассиэль беседовали так, словно ни его, ни Эр-Аренди в спальне больше не было. Более того, радужные собирались уходить.
Ну да, не при мне же с душами обращаться. Мне своего подселенца хватает! А вдруг у меня устойчивость пониженная, и еще кто-то вселится?!
От такой перспективы Лис зябко поежился.

- Экстренное собрание Совета, говорите? Давно у нас такого не было.
Несмотря на внешнюю расслабленность, советник подобрался, но тут же успокоился. Было очевидно, что рассказывать что-то при находящихся в комнате посторонних дивных Глава Совета не станет, а значит, переживать пока не было причин. 
- Буду ждать вашего приглашения, Кассиэль, и, конечно, прибуду на совет, если не случится что-то настолько серьезное, что помешает мне.- Этерион не привык говорить о чем-то без причины, а раз уж подобные слова, словно сами собой сорвались с языка, то объяснения могло быть только одно - сработало так редко подводившее его предчувствие, и это радужному совсем не нравилось.
- Пока ловец существует, он опасен даже для меня – того, кто отчасти его создавал,- Рааль снова внимательно посмотрел в глаза сидящему в кресле мужчине и едва заметно грустно улыбнулся.
Ты ведь видишь даже то, что я могу скрыть от многих, и знаешь, что в нынешнем состоянии сам я вряд ли смогу освободить эти души, не поставив собственную жизнь под угрозу.
- Мне бы не хотелось забирать его в свои покои, но вы правы. Находясь тут, он будет ещё опасней. Я уничтожу его в самое ближайшее время, и как только подготовлюсь к этому, сообщу вам.- Этерион чуть склонил голову, сделал шаг в сторону двери и тут же пошатнулся, драконья регенерация уже не спасала, лишь сила воли помогла взять тело под контроль.
- Позвольте откланяться, Кассиэль. День и, правда, был длинный, но пока я ваш советник, артефакты - моя работа.- Рааль чуть приподнял уголки губ в улыбке, желая дать понять, что с ним все хорошо и, дождавшись разрешения, направился к двери. Но прежде, чем покинуть покои, все же произнес.
- Если нашли, берегите.

Личные покои советника Рааля

Оборотень, в принципе успевший полностью восстановиться, проснулся на рассвете, но почти до утра нежился в объятиях Кассиэля из опасения его разбудить, украдкой любуясь спящим и пытаясь вспомнить сумбурный сон, оставивший неприятный осадок. После всего случившегося чувствовал он себя вполне сносно, и если бы не ощущение того, что прошлая жизнь кончилась безвозвратно, можно было бы сказать - хорошо. Так бывает, когда странник, после долгого отсутствия возвращается в свой дом, и обнаруживает, что там уже живут другие. Все изменилось, и он сам изменился, только не понять пока, в какую сторону.
Осторожно выскользнув из постели, Доминик пробрался в ванну и избавился от бинтов. Раны под ними полностью зажили, оставив после себя лишь розовые, немного неровные полоски. Он привел себя в относительный порядок, теперь надо было позаботиться об одежде и завтраке. На цыпочках, чтобы не шуметь, парень пробрался в кабинет, оставив мимолетный запах свежести и влажный след босых ног на паркете. Стараясь не думать о том, какое впечатление произведет его вид и вообще присутствие в этом месте, ведь это уже не та иголка, которую можно спрятать в стоге сена, он вызвал слугу с просьбой принести завтрак на двоих и отправить посыльного в Боглах за несколькими сменами одежды. Как жаль, что у него нет времени сбегать домой, и приходиться довольствоваться запиской с приветом родителям.
Вскоре после того, как проснулся Кассиэль, и, посвежевший и оживший или оттаявший, присоединился к завтраку, курьер принес набитую вещами сумку и ответное письмо из дома, вызвавшее у Лиса теплую и немного грустную улыбку – трудно бывает, когда приходится выбирать между двумя привязанностями.
Рабочий день начался с визита советника по торговым вопросам и вообще оказался очень насыщенным в свете подготовки предстоящего чрезвычайного заседания совета. Доминику пришлось побегать по замку от казначея, которому он таки доставил отчет, до советников, правда, застать на месте удалось не всех,  – покои Рааля оказались закрытыми, советник Скайленд к тому времени успел покинуть замок, Кей’Раан уехал на инспекцию, о советниках Луоре и Ши не было никаких определенных известий, советник Ренуа принял известие как-то странно, но хотя бы он был на месте, впрочем, как растрепанный с шальной улыбкой на губах хранитель Эль-Мейли. Что ж, отсутствующим будут отправлены магические вестники.
Что-то странное происходит, - с таким впечатлением секретарь вернулся в рабочий кабинет Кассиэля, радуясь тому, что снова оказался рядом. За суетой и загруженностью рабочего дня было как-то не до самокопаний, и Лис почти напрочь забыл о подселенце, лишь временами замечая за собой мелкие странности и едва уловимое ощущение тревоги.

За все это время Доминик так и не решил, как следует себя вести. Было довольно затруднительно, находясь рядом не желать большей близости, прикосновений и мимолетных ласк, но, к несчастью, предмет его обожания не кто-нибудь, а Глава Совета. И пусть об их отношениях стало известно многим, все же репутация Кассиэля превыше всего. Значит, надо стараться четко разделять служебные отношения и личные. Только, вот, сейчас одни уже закончились, и пришло время для других, или еще нет? 
Из супницы доносился сдобренный пряностями густой перепелиный аромат, и оборотень, хоть и занятый своими мыслями, не раз сглотнул слюну, пока разливал янтарную жидкость, в которой плавали тонкие пластинки грибов, кусочки птицы и мелко порезанной зелени.
- Приятного аппетита, Кассиэль, - юноша улыбнулся и придвинул стул ближе, так что теперь за столом они почти соприкасались локтями. Так приятно было сесть, вытянув ноги, расслабиться после полного беготни дня и хорошенько поесть. Как ни любил Доминик выпечку и сладости, но лисья натура уже настоятельно требовала мяса. Утолив первый голод, а суп, как и следовало ожидать, оказался изумительным, разве что чуть недосоленным, оборотень озадаченно потер кончик носа и покосился на Кассиэля.
- Советники… Я лично застал только казначея, господина Эль-Мейли и господина Ренуа. Покои господина Рааля оказались закрытыми, хотя, надо полагать, он  был у себя, остальные советники днем находились за пределами замка. Господин Шиарис открыл не сразу, но радостно заверил, что всенепременно будет. Да и не открыл, а приоткрыл и высунулся в щель так, словно хотел поскорее от меня отделаться, и  вид у него при этом был такой блаженно-ошарашенный, будто он под кроватью в тайне ото всех нашел целую гору сокровищ, а я ему мешаю их пересчитывать.
Вспомнив о короткой встрече с советником правосудия, Лис отодвинул почти опустевшую тарелку, все никак не решаясь озвучить свои мысли. Одно дело поделиться сомнениями с любимым существом, и другое – докладывать Главе Совета о выполненном поручении.
- Господин Ренуа… Мне кажется, господин Мизеркаль был очень удивлен, - ненадолго смолкнув, Доминик принялся теребить край салфетки. – Нет, не кажется. Он на самом деле был удивлен. Скорее даже… я не знаю. Раздосадован или испуган.
Секретарь нахмурился, но и эти слова не отражали того, что тогда почувствовал, как будто вдруг увидел каким-то внутренним зрением, что с советником что-то не так. Ренуа казался почти невменяемым.
- А еще он подстригся, - неожиданно добавил оборотень и вскинул на Кассиэля озадаченный взгляд.

Глядя на реакцию Кассиэля, секретарь только утвердился в мысли, что со стрижкой советника что-то не так.  Пусть уже все привыкли к тому, что господин Эль-Тамирэ остригает часть волос сверху, и господин Эль-Мейли носит короткие волосы потому, что так принято на Изначальной, но для всех остальных длинные волосы были украшением и предметом гордости. Так что не только ему это показалось из ряда вон выходящим событием!
Знать бы еще, что произошло! Надо будет улучить момент, и послушать, что говорят в замке.
Но пока что оборотень сознавал, что придется придержать свое любопытство до завтрашнего дня, раз нынешний прохлопал. Впрочем, как показало дальнейшее, сожалеть об этом было некогда.
Конечно, Доминик понимал обеспокоенность Главы совета всем происходящим в городе и округе, но по молодости и неопытности не склонен был принимать все так трагично. Ведь ему, и правда, не довелось пройти и прочувствовать все то, что выпало на долю радужного. Одним умом не понять боль потерь и сожаления о безвозвратно упущенных возможностях. Вместо этого он продолжал наивно верить в неколебимость мира и всемогущество драконов, и даже последние события не смогли пошатнуть его убеждения.
Как же хотелось успокоить, заверить Кассиэля, что все будет хорошо, просто не может быть по-другому, потому что он самый счастливый дивный на свете, и любит самого могучего и прекрасного дракона…
Оборотень ободряюще улыбнулся, и вечерний свет вспыхнул в глазах золотистыми искорками. Так хотелось обнять и прижаться, но ведь еще не время? Надо было привыкать сдерживать свои порывы, ведь его возлюбленный – не простой дивный, учиться читать настроение радужного и понимать ту тонкую грань, разделявшую Кассиэля и его Касси.
Впрочем, о своих метаниях юноша быстро забыл, стоило только дракону заняться изготовлением магических вестников.
Это же настоящее чудо! Бабочки! Красота какая! – глаза оборотня восторженно засияли при виде черных бархатистых крыльев с узорной каймой. И хотя цвет поначалу озадачил, но вскоре, при здравом размышлении, этому нашлось объяснение. Ведь дело, по которому они все посланы, довольно тревожное.
А еще… Касси вполне мог сделать вестников птичками, а не бабочками. Неужели это для меня?! Касси! – Доминик сладко вздохнул, провожая взглядом последнюю выпорхнувшую в окно бабочку, и с признательностью глянул на дракона.
- Ну, что ты такое говоришь, Касси? – с легким укором произнес он в ответ и подошел ближе, – совсем не замучил. И мне не о чем жалеть, разве что о том, что не могу быть рядом постоянно, - тише добавил он и, преодолев собственные запреты, с нежностью коснулся шеи радужного.

Когда радужный отстранился, оборотню только осталось коротко вздохнуть, пряча сожаление в глубине души. Если пока что Кассиэль не может себе позволить забыть о делах, значит, и ему нечего расслабляться и забывать о долге службы.
Тяжело? Да, а кто говорил, что будет легко? Стоит не забывать, с какими мыслями впервые переступил порог этого кабинета, - так, прихватив нижнюю губу зубами, пытался себя урезонить юноша, но чувства плохо поддавались доводам рассудка, - глупый лис.
Раздавшийся стук, хотя и показался досадной помехой, все же отвлек от самокопания, а последующее появление белого как мел, заикающегося слуги и вовсе заставило позабыть на время о своих проблемах.
Баньши?! Снова?! Мать моя, Лисонька! Что же это будет?! – в ожидании, пока слуга приберет остатки ужина, Доминик теребил в руках перо и, сам того не замечая, к появлению посетителей, почти оборвал на нем все бородки.
Три полупрозрачные, закутанные в плащи или их подобия, фигуры бесшумно вплыли в кабинет. По крайней мере, оборотню так показалось, что их было трое, но когда он начал считать ступившие на ковер босые ноги, то почему-то сбился со счета. Сначала у него получилось пять, потом семь и четыре. От удивления юноша словно язык проглотил, и запоздало спохватившись, подскочил с места, так что едва не опрокинул стул, и поклонился.
- Дддобрый вечер, - тихо выдавил он в ответ на приветствие и сел, невольно стараясь стать как можно незаметнее. Ощущения, которые вызывали эти посетители, были не самыми приятными – непонятно отчего, но вся невидимая шерсть норовила встать дыбом.

Отредактировано Доминик (2012-07-30 23:08:56)

Чтобы не теряться в присутствии необычных посланцев, и не сидеть с неподобающе раскрытым ртом, оборотень сосредоточился на записи слов старшего из баньши, стараясь больше не поднимать головы. Думать о том, что крылось за сказанным, было страшно, лишь перо, привычно поскрипывая в руке и оставляя на бумаге быстрые ровные строчки, дарило обманчивое ощущение обыденности происходящего.
Так же, почти не поднимая взгляда, Доминик поклонился уходящим посланцам, и когда за ними закрылась дверь, вздохнул с нескрываемым облегчением. Будь его воля, и он, забыв о неизменном любопытстве, предпочел бы больше никогда не сталкиваться с представителями народа плакальщиков.
Все. Оставалось сложить бумаги и письменные принадлежности, и уже через полминуты, несмотря на последние события и валящую с ног усталость после трудного и хлопотного дня, он по обыкновению лучился жизнерадостностью.
Ночная прохлада вползала в комнату через раскрытое окно, напоминая о том, что уже и утро недалеко. Лис разлил по чашкам остывший чай, но, сделав несколько глотков, вновь сорвался с места. Теплые ладони легли на плечи дракона и принялись разминать.
- Пойдем спать, Касси. Если дела не подождут, то они никогда не кончатся, - произнес он мягко и, ткнувшись губами в затылок, потянул мужчину в спальню. Он уже плохо помнил, как разделся и оказался в постели. Стоило только блаженно вытянуться и обнять Кассиэля, как глаза закрылись сами собой, и оборотень, сладко засопев, провалился в сон, напрочь забыв о всяких там подселенцах.

Короткую майскую ночь уже сменил тусклый рассвет, когда оборотень завозился под одеялом не в силах вырваться из липкого кошмара.
Алое небо, красные скалы, багровая от крови земля. Лязг оружия, крики сражающихся и стоны умирающих вокруг. Кольцо врагов сжимается все туже, и те, с кем он сражался плечом к плечу, падают один за другим. Как безумно тяжело терять. Сердце перетянуто струнами боли. Нет ни сил, ни времени даже мысленно дотянуться до того, кто остался за пределами сужающегося круга, очертившего конец собственной жизни.
Остался… И хорошо, что не здесь, в этой мясорубке. Значит, жив…
Израненное тело становится все тяжелее и неповоротливее. Красноватый соленый пот заливает глаза. Звон столкнувшихся мечей. Так близко. Несколько мгновений ослепительной боли, и воздух мешается с кровью так, что становится нечем дышать.
Под сокрушительным ударом слабости мир дрогнул и кувыркнулся. Багровое небо распахнуло свои объятия, но руки увязли в липкой земле...
Ладонь все же добралась до груди в попытке заткнуть рану. Спросонок Доминик ощупал всю левую сторону, удивляясь тому, что может так болеть, если нет никаких повреждений. Наконец удалось разлепить склеившиеся от слез ресницы и осознать, что находится он не на поле боя, а в спальне Кассиэля.
Как глупо, я всего лишь залежал бок, - оборотень осторожно, чтобы не разбудить спящего, сменил позу и вытер глаза. – Приснится же такое. Какой из меня воин?!
Но утренний кошмар не отпускал, с поразительной четкостью воспроизводя перед внутренним взором картины боя и гнетущее чувство безвыходности от смыкающегося кольца безликих врагов.
Как странно… Я ведь и меч толком держать не умею, не говоря уже о луке. И все же там был я… И не я.
Юноша полежал еще немного, в надежде, что утренний свет разгонит тягостные воспоминания, но они наоборот проступали с угрожающей четкостью, как кровь, просачивающаяся сквозь повязку.
Демоны! – ругнулся он про себя, думая, как бы незаметно покинуть кровать и добраться до воды. И вдруг понял, что именно они были его врагами там, во сне. – Брееед!
Лису пришлось перекинуться, чтобы выползти из-под руки Кассиэля и прошмыгнуть в ванную, где он вновь сменил ипостась и ополоснулся. Из зеркала на него глянуло привычное, немного осунувшееся лицо с  залегшими под глазами тенями. – Все же я. Это радует.
Был единственно верный способ избавиться от ночного наваждения - выплеснуть свои эмоции на бумагу, и тогда они обособятся, заживут собственной, отдельной от него жизнью. Вернувшись в спальню, Доминик прихватил первую попавшуюся рубашку, и, стараясь не шуметь, выскользнул за дверь. Он торопливо накинул ее на плечи, даже не обратив внимание на то, что она оказалась велика, лишь по локоть закатал рукава. Теперь добраться до вожделенного письменного прибора не составило труда, а в голове уже почти сложились первые строки. Но стоило макнуть наскоро зачиненное перо в чернила и коснуться бумаги, как сокровенный смысл начал ускользать, теряясь в словах и завитках букв. Кусая губы от собственной неумелости, Лис перебрался к окну, где было больше света, и с ногами забрался на подоконник, устроив папку с бумагой на голых коленях. Писал он долго и нудно, не замечая, что успел перепачкаться чернилами, черкая, комкая исписанные листы и переписывая заново, понимая, что стал каким-то неуклюже-куцым обрезком того существа, которым виделся себе во сне, и он, нынешний настоящий, просто не в силах вместить в себя и передать все те чувства и оттенки, которые были там такими яркими и понятными.
- Как жаль… - сдавшись, юноша бездумно уставился в окно с мятым исписанным листом в руке.

В око ворона гляжу
Посреди кровавых скал.
Жизнь подобна миражу,
Смерть, танцуя, правит бал.

Страстный бой кипит вокруг.
Танец лезвий, острых жал.
За спиною охнул друг
И простреленный упал...

Пот соленый по щекам
Со слезами - дань реке,
А стрелу верну врагам -
Помнят пусть о должнике.

Танец... танец... Тяжелей
Меч вращается в руке.
Дань родной земле моей -
Брызги крови на клинке.

Отбиваюсь. Убиваю.
Мщу за всех. Уже и сам
С тяжкой раной отступаю,
Воин - данник небесам.

Отступаю... Оступаюсь...
Здравствуй, вестник чернокрыл.
И тебе теперь покаюсь,
Все, что должен, кровью смыл...

В око ворона смотрю,
В нем закат жемчужно-ал,
На последнюю зарю
Посреди умолкших скал...
(с) DS

Доминик то ли очень глубоко задумался, то ли погрузился в транс, но не сразу заметил появление Кассиэля, вернее, обратил внимание на знакомый голос, а когда повернул голову, посмотрел на него так, будто видел впервые. Короткий миг узнавания, и взгляд стал глубоким, словно пытался заглянуть в душу.
Трудно вспомнить то, что не знал… И мне сдается, что в последнее время я схожу с ума…
Там, на Изначальной осталось твое сердце и радость, ведь так, Сиэль? Или Йель… Нет, почему-то Сиэль больше греет…
Ох, что я выдумываю?!
Кажется, ты всегда был серьезен. Очень серьезен. Может быть, поэтому твоя улыбка так завораживает? Она как полный обещания рассвет, и мне так нравится на нее смотреть. Она дарит покой и безмятежность…
Нет, я не позволю тебе волноваться. Я здесь, рядом с тобой, уж прости, такой как есть. И не хочу, чтобы ты вспоминал – слишком много боли…
Лучше я буду воровать у прошлого твои улыбки - как кур из чужого птичника - и дарить свои, легкие и беззаботные, как полет яркого мотылька.
Правда, ответная улыбка получилась немного натянутой, будто Лиса застали на горячем.
- Доброе утро, Касси, - убедившись что, в комнате кроме дракона никого нет, ответил он и резво соскочил с подоконника. От движения незастегнутая рубашка задралась и распахнулась. На миг забыв о своей писанине, юноша постарался прикрыться, чувствуя неловкость перед успевшим привести себя в порядок драконом, и упущенный листок незамеченным спланировал чуть ли не на середину комнаты.
– Прости, не спалось… Я не проголодался, - в попытке оправдаться Доминик на что-то наступил. Заметив результаты своих рифмоплетских потуг, смятыми комками валяющиеся под ногами, он смутился, не зная, за что хвататься, а потом кинулся подбирать мусор. Его оказалось так много, что вскоре смятая бумага перестала умещаться в руках, и не найдя ничего лучшего, оборотень принялся суетливо пристраивать ее в подоле рубашки. – Я сейчас уберу этот беспорядок.
Но оказалось, что при этом не так уж легко прихватить все остальное. Наконец, сунув папку под мышку придерживавшей подол руки, можно было взяться за письменный прибор и быстрыми шажками дернуть к своему столу. В этой глупой ситуации оставалось только корить себя за непредусмотрительность.
Впрочем, не в первый раз, - юноша тихо вздохнул, пристраивая вещи на столе и гадая, как незаметно избавиться от мусора. Конечно, глава совета будет снисходителен и не станет ставить в упрек перевод казенной бумаги, но никак не хотелось, чтобы тайное стало явным.

Слова дракона застали врасплох. Доминик вздрогнул и только ниже опустил голову, растрепанные волосы завесили глаза, зато покрасневшие уши оказались на виду.
Поэт? Вот как… А я всего лишь бледная дрожащая тень…
Пусть он и не видел гримасы, исказившей лицо радужного, но горечь, звучавшая в голосе, и поставленный вопрос не давали покоя, засев где-то внутри болезненной занозой, но признать очевидность, покрывавшую неровными завитками строчек каждый скомканный клочок, не хватало духу.
Появление слуг вогнало оборотня в еще более глубокую краску, заставив выпустить собранный в жмене край рубашки, и бумажные комки с тихим шорохом высыпались на пол, но Лис только нервно оправил подол и замер в ожидании, когда те накроют стол и удалятся.
Мать моя, Лисонька, почему все так глупо? – так хотелось оградить ставшее самым дорогим существо от досужих разговоров, а выходило все наоборот. – Почему? Почему так получается, что я в таком дурацком виде попадаюсь на глаза посторонним? Теперь, наверное, по замку уже такие разговоры о Кассиэле ходят… Ужас какой.
Юноша вздохнул и, заправив волосы за ухо, проводил взглядом спины удалившихся слуг.
- Хорошо, Касси, я поем, - согласился он, но стоило дракону оказаться рядом, как не удержался, обнял и прижался к радужному. Почему-то снова хотелось расплакаться, уткнувшись лицом в широкую грудь, выпить всю боль, что копилась в ней веками...
Не смей! Не смей пускать слезу! – приказывал он себе, изо всех сил стараясь сдержаться.
- Прости, пожалуйста. Вновь я тут безобразие устроил, - Доминик поднял голову, ловя взгляд дракона, но стоило заглянуть в потеплевшие серые глаза, как слова, родившиеся откликом в глубинах души, всплыли на поверхность. – Кас… сиэль, я люблю тебя.
Надо было, ох, надо было закрыть рот, зажать ладонью, заставить тень внутри замолчать, но снова не хватило духу. Вместо этого он нежно коснулся щеки радужного. - Все будет хорошо…На этот раз. Просто верь.